Только общение с ребёнком поддерживало во мне душевные силы. Хотелось быстрее вырваться отсюда. Но меня держали, т.к. им видите ли нужно было «наблюдать» ребёнка, который родился «не по правилам», дома. Мне также обрабатывали рану, но чувствовалось, что они темнят и делают всё возможное, чтобы меня задержать.
Иногда я не знала куда себя деть. Я стала изучать всю здешнюю систему. Впечатление создалось такое, что весь медперсонал делился на две части. Первые исправно заботились, чтобы женщина рожая получила физическую и психическую травму, а другие исправно затем её выхаживали (хотя о психическом состоянии своих пациентов они конечно не заботились). Женщин часто стимулировали, ускоряя роды, и поэтому они рвались. Сразу же выдирали за пуповину плаценту, не дождавшись её отделения, в результате чего за этим следовала ручная чистка. Что касается инфекционных осложнений, то их было не меньше, чем было бы, если бы женщины все рожали на вокзалах. Психологическое состояние родивших женщин оставляло желать много лучшего. Грубое обращение и даже откровенно презрительное отношение со стороны акушеров плюс общая мрачная атмосфера вгоняли женщину в глубокую депрессию. Я со многими разговаривала. Общим было то, что те, кто родил первый раз, большей не желали иметь детей лишь только потому, что придётся всё это перенести снова. Я и раньше слышала подобное от женщин. Но тогда для меня всё это было абстракцией. Теперь я их вполне понимаю.
Наша палата была рядом с родильной комнатой. Но ей пользовались довольно редко, видимо только тогда, когда все другие были заняты. Но все роды, что там проходили, произвели на меня вполне определённое впечатление.
Воскресение. В предродовой лежит женщина. Схватки у неё практически уже переходят в потуги. Врачей нет. Она лежит одна, не зная что делать. К тому же весь процесс для неё проходил болезненно. Она кричала во время сокращений. Мы стояли ещё с одной женщиной недалеко от двери, готовые броситься на помощь, если это понадобиться, так как из медперсонала рядом не было ни души. Из комнаты неслось: «Подойдите же кто-нибудь!» Но мы боялись подойти из-за ждавших нас в этом случае неприятностей. Изредка приходила медсестра, осматривала её, изрекала: «хорошо схваточки идут», и тут же исчезала на полчаса. Проходящую мимо нянечку видимо тронули крики роженицы. «Ну чего ты орёшь, дура!» - посочувствовала она ей и прошествовала дальше. Женщине, видимо, уже трудно было дальше сдерживаться, она стала тужиться. Та же нянечка, проходя мимо в другой раз, исправила её ошибку: «Чего ноги расставила? Ты что, без врача хочешь родить?» Во время родов из-за стены то и дело доносились грубые окрики и ругань.
В другом случае врачи довольно часто баловали роженицу своим присутствием. Она тоже кричала во время схваток. Врачам это не нравилось. Они негодовали, выражая свои чувства грубостями. Наконец стало происходить так, что когда врачи входили в комнату, было лишь слышно её тяжёлое учащённое дыхание. Она сдерживалась что есть силы. Изредка прорывался стон. В конце концов дело дошло до того, что при появлении врачей схватки у неё вообще стали прекращаться, что опять же вызвало недовольство акушеров. Когда шли роды было впечатление, что за стенкой работает изрядно подвыпившая бригада грузчиков.
Один раз удалось заглянуть в родилку. Только что закончились роды. Женщину отправили в палату. Медсестра занималась уборкой места. Врачи куда-то делись. Была открыта дверь в соседнюю комнату. Там лежал только что родившийся ребёнок и истошно орал. Рядом с ним никого не было. Казалось, что он просто никому не был нужен. Сердце разрывалось от его плача. Не подходили к нему наверное минут пятнадцать. А медсестра равнодушно занималась своей работой.
Неправильно, конечно было бы думать, что отношение ко всему здесь у других женщин было такое же как у меня. Напротив, многие считали это нормальным. Часто женщины не желали идти в отделение матери и ребёнка, считая себя вправе отдохнуть после родов пару дней и затем не очень-то обременять себя уходом за своим собственным ребёнком. Были даже и такие, которые просто не желали выписываться, боясь остаться один на один с ребёнком. Другие выражали недовольство, но не представляли себе, как можно по-другому.
Также неверно думать, что всё было только так мрачно и безысходно. И здесь были люди добрые и отзывчивые, понимающие, что их профессия требует от них определённых человеческих качеств. Заведующая отделением с душой относилась к своему делу, помнила всех по именам и никогда не повышала голос. Единственное, в чём проявилось её непонимание нашего поступка, выразилось в её вопросе: «А у вашего мужа, Света, нет никаких психических отклонений?» А в общем она была женщиной понимающей. Одна из двух медсестёр, которые меня опекали, также была очень отзывчивым и душевным человеком, резко отличавшейся от своей партнёрши, которая относилась к родившим женщинам так, как будто те намеренно отнимают у неё время, свалившись ей на голову (это пренебрежительное отношение было тем более непонятно, что она сама ходила беременная, готовилась стать матерью).
Я поняла также, что многое зависит и от самих рожающих женщин. Рожающая женщина и пациент в больнице - это вещи разные. У женщины в родах сознание переходит в иную плоскость. И всё, что есть отрицательного в её характере, может здесь выплеснуться наружу, на окружающих людей. Часто женщина думает о себе и нисколько не думает о том, что её ребёнку также нелегко рождаться, как и ей - рожать. Рожать действительно больно. Но ведь природой задумано так, что ребёнка своего нужно выстрадать. Родовые муки имеют глубокий смысл для установления отношений матери и ребёнка. И если женщина будет думать только о себе, о том как ей больно (при этом капризничая и ругая акушеров за то, что те не могут облегчить ей её страдания), в ней возникает порой отрицательной чувство к своему ребёнку, который заставляет её так мучиться. Одна знакомая акушерка позже говорила нам, что иногда просто невозможно ласково и нежно обращаться с рожающей женщиной, так как та порой думает только о своей боли и винит в ней всех и вся, забывая о ребёнке, теряя в этой ситуации все свои положительные человеческие качества. У меня создалось мнение, что большое число женщин, которые рожают здесь своих детей, ещё не готовы к этому. Всё это проходит у них как будто неосознанно. Неосознанное зачатие. Неосознанная беременность. Неосознанные роды с единственным впечатлением - от боли. И вот ребёнок. И вот тут то кое-что и приходится осознавать. Но это уже трудно. Но, с другой стороны, всё это никак не должно оправдывать те отрицательные явления, с которыми приходится сталкиваться в нашем родовспоможении (да и в медицине вообще). Но вот наконец нас выписывают. Мы дома. Мы все снова вместе. Мы снова счастливы. Почти как тогда… Как давно это было. Казалось, прошла целая вечность. Но всё это оставило во мне глубокий след. Долго ещё я буду вспоминать это как кошмарный сон. Конечно, то что мы пережили не идёт ни в какое сравнение с ужасами нацистских концлагерей и тяжких лишений ленинградских блокадных лет. Но ведь мы живём под мирным небом, мы живём в годы созидания. Давайте же наконец поймём, что каждый раз, когда рождается ребёнок - рождается Человек, рождается наше будущее. И если мы хотим, чтобы наше будущее было счастливым, нужно со всей ответственностью отнестись к рождающемуся Человеку, который это будущее будет создавать.
Аркашка лежит в своей кроватке на животике. Его никто не будет больше так варварски пеленать. С его рук срезаны бирки с номером моей палаты и моим именем. Вот он в ванне у Миши в руках. Как забавно, пытается плыть. Наверное хочет наверстать упущенное за неделю. Ничего, наверстаем. Ведь между нами теперь нет барьеров.
Меня часто спрашивают друзья и знакомые, хотим ли мы ещё детей. Конечно, хотим. Как и где я буду рожать? Здесь, по-моему, сомнений быть не должно.

Содержание